Воммы и Рамаль.
По мотивам: Гарри Бардин, Ardaggio
Воммы шли по пустыне. Шли уже девятый день, а пустыня всё не кончалась.
Тьма сменялась светом, а свет - тьмой, но тьмы было, кажется, всё больше. Те,
кто остался в живых после Великой Войны Холага против Гуага, нашли друг друга,
спрятали малышей в широких складках своих каронгов и отправились в путь -
искать будущее. Прошлое, лежавшее в заражённых руинах, уже никого не
интересовало, да и сил на него уже не было. Бывшие враги шли рядом, даже не
вспоминая о том, что сосед когда-то воевал против них. Иногда навстречу проносились уроги, мчавшиеся
на пиршество, ведь они питаются падалью. Ледяной ветер застилал глаза,
вымораживал всякое желание жить. Сгустки тьмы хлестали их по лицам, грозя сорвать
повязку и раскрыть переплетающийся восьмёрками исжу, орган жизни, который воммы
прячут даже друг от друга, чтобы случайный импульс от товарища не погубил
их. Когда путь им преградили горы, воммы
отчаялись совсем. Согнувшись в три погибели, они медленно брели вперёд, не
надеясь уже дойти до какого-нибудь более гостеприимного места. Идущие впереди
начали уже падать, когда Рамаль, один из бредущих в самом хвосте
процессии, понял вдруг, что самое важное в этой жизни - это свет. И он не
гаснет ни от холода, ни от ветра, и не загорается ярче от обжигающего солнца
пустыни. Ведь внутри каждого вомма горит яркий, как солнце, свет, который не могут погасить никакие ветра, а
может погасить только другой вомм, или его собственные мысли… Он понял,
что неправильно прятать свой свет от других,[1] и что можно
контролировать свои импульсы так, чтобы не сжечь, а осветить, не затеять ещё
одну войну, а просто осветить путь для всех. Рамаль сорвал повязку со
своего исжу, распрямил болевшую от долгого пути спину, взглянул вверх, на
плюющееся дождём небо, и поплыл вперёд, обгоняя остальных. Рамаль и не
заметил, как его внутренний свет озарил всё его измученное тело, заливая
белизной его каронг. Ведь всё, что мы ощущаем внутри, в конце концов
проявляется снаружи, даже если мы об этом и не подозреваем. «Свет, льющийся
изнутри, погасить невозможно» - думал Рамаль. Оглянувшись назад, он поманил за
собой остальных. Одна из матерей, падая, протянула ему своего малыша. Рамаль
прижал его к себе, бормоча какие-то слова утешения, которые и во сне бы ему не
приснились ещё за две луны до этого, и каронг малыша тоже засиял белым светом.
Медленно, шаг за шагом, воммы поплелись дальше. Только теперь они смотрели не
на ужасающею темень пустыни, а на яркую фигуру, освещавшую им
путь. На исходе ночи воммы вышли наконец
на равнину. Ветер стих. Воммы окружили Рамаля, тихо преклонив головы перед тем,
кто отважился обнажить душу, для того, чтобы спасти всех. Слов не было,
всё было понятно и так.
Отставший от стаи урог закружился над ними, выискивая падаль. Воммов обуял
ужас, как и всегда, когда эти предвестники смерти появляются в одиночку.
- Ты не спас нас! - загудела толпа, окружая Рамаля, - куда ты привел народ?
- Где мы? Здесь не капли
воды! Где еда для малышей? - и вспомнив о ребёнке, мать вырвала его из объятий
Рамаля. Прижав его к своему исжу, мать превратила его каронг в чёрный, точно
такой же, как у всех.
Глядя поверх толпы, Рамаль думал об оставшихся позади детях Холага, о похороненных
под развалинами стариках, о пропавших родственниках, и его света хватило лишь
на то, чтобы залить им головы воммов, но не туловища.
- Что ты возомнил о себе? - загудела толпа. - Ччто это за белизна?
Как тебе не стыдно раскрывать свой исжу перед всеми? По какому праву ты
позволяешь себе отличаться от всех нас?
- Свет внутри всех нас… он лучше, чем отчаяние, и лучше, чем … нельзя
побороть тьму тьмой… - Рамаль заблудился в собственных словах, как в самой
тёмной пещере. То, что он хотел сказать, было совсем рядом, было так просто, и
если бы ему дали хоть немножечко времени, он бы вспомнил…
Один из малышей подбежал к нему, , и
зачерпнув чёрного липкого песка пустыни, швырнул его в каронг Рамаля.
- Самозванец! Предатель! Закройся! - гудела толпа.
Рамаль разжег пламя своего органа жизни ещё ярче, думая о любви и о
будущем, и чёрное пятно исчезло, как будто его и не было никогда.
Воммы зашептали, засуетились, но в это время ещё один малыш залил каронг
Рамаля грязью. Тьма растаяла, и Рамаль закричал, пытаясь остановить
надвигающуюся на него толпу:
- Тьма никогда не прогонит тьму! Тьму может победить только свет! Ненависть
порождает войну! Только любовь останавливает войну! Вспомните о… - он не
договорил. Толпа навалилась на него и растоптала, но,
разжигая в своём исжу огонь любви, Рамаль сумел подняться на ноги. Свет боролся
со тьмой внутри него… «Я отдам свою жизнь, чтобы они хоть что-то поняли» -
подумал он. Его каронг, помятый и порванный, вспыхнул белым светом, ещё ярче
чем прежде.
Воммы, разгневанные до предела, обиженные до самой глубины души,
набросились на Рамаля, не давая ему вздохнуть, били и трясли его все вместе,
пока не убедились, что его огонь погас окончательно. На земле остались лишь
растерзанные обрывки его каронга, покрытые кое-где липкой грязью, но всё ещё
сияющие белизной. Серая толпа побрела по пустыне дальше, не оглядываясь.
Сплошная стена дождя, преграждавшая им путь, смыла грязь с того, что осталось
от Рамаля, и он взлетел в небо чистым, сияющим листом каронга, заливая светом
растерзавшую его толпу. Края каронга покачивались, призывая воммов следовать за
ним. Раскинув серебристые крылья, небесный Рамаль взлетал всё выше, пока не
пронзил серый купол. «Разрыв матрицы» - думал он. Он больше не чувствовал боли,
ему было хорошо, как никогда, но в то же время от видел, что воммы во
все времена были и будут злейшими врагами самим себе.
Глядя вверх, воммы ужаснулись разрыву купола. «Наступил конец света», -
думали они. Небесный Рамаль заливал их светом, чистейшими лучами любви, и
поражённые воммы пали ниц. Встав с колен, каждый из них сотворил себе кумира по
образу и подобию Рамаля, и ни один из них уже не помнил окровавленных обрывков,
от которых они ушли, не оборачиваясь.
- Ты зажёг для нас солнце, о небесный Рамаль! - пели воммы. - Все за Рамалем! Истина и свет!
Как он говорил? Свет снаружи нас? Да какая разница! Слава Рамалю!
Медленно, стройными рядами брели по пустыне серые воммы, неся иконы Того,
Кто был Белым, Кто принёс Свет, протыкая ими свою занавеску, чтобы истина
достигла исжу. «Мы идём во след Свету» - пели они.
Медленно, плавно, раскачивался в такт песне Тот, кто был Чёрным, Абрариль.
- У каждого вомма должна быть частичка темноты, ведь без Ттьмы нет Света. Это не моя тень, это
я. Загляни в свой исжу, он полон тьмы, - проповедовал Абрариль.
Толпа окружила его, потрясая иконами. Не дожидаясь казни, Абрариль понуро
опустил голову.
- Я ошибался, - сказал он. Но было уже поздно.
No comments:
Post a Comment